ПРОТАГОР
Сократ и его друг
зо9
Д р у г .
О ткуд а ты, С окр ат? Впро-
с ту плен не
qeM^ д TftK я с н о . с охохы за краСОТОЮ
Алкивиада! А мне, когда я видел его недавно, он по
казался уж е мужчиной — хоть и прекрасным, но все
же мужчиной: ведь, между нами говоря, Сократ, у не
го уже и борода пробивается.
С о к р а т . Так что же из этого? Разве ты не согла-
ь сен с Гомером, который сказал, что самая прият
ная пора юности — это когда показывается первый
пушок над губой — то самое, что теперь у Алки
виада? 1
Д р у г . Как же теперь твои дела? От него ты
идешь? И как расположен к тебе юноша?
С о к р а т . Хорошо, по-моему, особенно сегодня; он
немало говорил нынче в мою пользу и очень мне по
мог. От него я сейчас и иду. Но хочу сказать тебе
невероятную вещь: в его присутствии я не обращал
на него внимания, а частенько и просто забывал про
него.
с
Д р у г . К акая же это такая огромная преграда мог
ла стать между вами? Неужто ты нашел в нашем го
роде кого-нибудь красивее, чем он?
С о к р а т . И намного красивее.
Д р у г . Что ты говоришь? Здешнего или чужого?
С о к р а т . Чужого.
Д р у г . Откуда он?
С о к р а т . Абдерит 2.
Д р у г . И до того красив, по-твоему, этот чужезе
мец, что он тебе показался даже прекраснее сына
Клиния 3?
С о к р а т . А почему бы, дорогой друг, тому, кто
мудрее, не казаться и более прекрасным? 4
Д р у г . Так, значит, ты пришел к нам сюда, Сок
рат, после встречи с каким-то мудрецом?
а
С о к р а т . С самым что ни на есть мудрейшим из
нынешних, если и ты полагаешь, что всех мудрее те
перь Протагор.
418
Д р у г . Что ты говоришь? Протагор у нас здесь?
С о к р а т . Да уж третий день.
Д р у г . И ты только что беседовал с ним?
С о к р а т . Вволю наговорился и наслушался.
зю
Д р у г . Так что же ты не расскажеш ь нам об этой
беседе, если ничто тебе не мешает? Садись-ка вот тут,
вели мальчику встать и дать тебе место.
С о к р а т . Расскаж у с большой охотой и еще буду
благодарен, если вы меня выслушаете.
Д р у г . Да и мы тебе, если расскажешь.
С о к р а т . Так пусть благодарность будет обоюд
ной 5. Итак, слушайте.
Минувшей ночью, еще до рассвета, Г и п п ократ6,
сын Аполлодора, брат Фасона, вдруг стал стучать
изо всех сил ко мне в дверь палкой и, когда ему от- ь
ворили, ворвался в дом и громким голосом спросил:
— Сократ, проснулся ты или спишь?
А я, узнав его голос, сказал:
— Это Гиппократ. Уж не принес ли какую-нибудь
новость?
— Принес,— отвечал он,— но только хорошую.
— Ладно, коли так. Но какая же это новость, ради
которой ты явился в такую рань?
Тут Гиппократ, подойдя поближе, говорит:
— Протагор приехал.
— Позавчера ещ е,— сказал я ,— а ты только теперь
узнал?
— Клянусь богами, только вчера вечером.— И с с
этими словами, ощупавши кровать, Гиппократ сел у
меня в ногах.— Да, только вчера, очень поздно, когда
я пришел из Энои 7. Ведь слуга мой, Сатир 8, сбежал
от меня. Я было хотел сказать тебе, что собираюсь в
погоню за ним, да почему-то забыл. А как пришел я
к себе, мы поужинали и уже собрались на покой, но
вдруг брат говорит мне, что приехал Протагор. Я хо
тел тотчас же к тебе идти, но потом показалось мне,
что слишком уж поздний час ночи; а лишь только d
выспался после такой усталости, как сейчас же встал
и пошел сюда.
Я, зная его мужество и пылкость, сказал:
— Да что тебе в этом, уж не обижает ли тебя чем-
нибудь Протагор?
А он, улыбнувшись, ответил:
— Да, Сократ, клянусь богами, тем, что он сам
мудр, а меня мудрым не делает.
14
419
— Но клянусь Зевсом, если дать ему денег и уго
ворить его, он и тебя сделает мудрым.
— Да, если бы за этим стало дело,— сказал Гиппо-
е
к рат,— так Зевс и все боги свидетели — ничего бы я
не оставил ни себе, ни друзьям. Но из-за того-то я те
перь к тебе и пришел, чтобы ты поговорил с ним обо
мне. Я ведь и моложе, и притом никогда не видал
Протагора и не слыхал его, потому что был еще ре
бенком, когда он в первый раз приезжал 9 сюда. А ведь
все, Сократ, расхваливают этого человека и говорят,
что он величайший мастер речи. Ну отчего бы нам
зи не пойти к нему, чтобы застать его еще дома? Он
остановился, как я слышал, у Каллия, сына Гиппо-
ника 10. Так идем же!
А я сказал:
— Пойдем, только не сразу, дорогой мой,— рано
еще; встанем, выйдем во двор, погуляем и поговорим,
пока не рассветет, а тогда и пойдем. Протагор боль
шею частью проводит время дома, так что не бойся,
мы скорее всего его застанем.
С этими словами мы поднялись и стали прохажи-
ь ваться по двору. Чтобы испытать выдержку Гиппокра
та, я, посмотрев на него пристально, спросил:
— Скажи мне, Гиппократ, вот ты теперь собира
ешься идти к Протагору, внести ему деньги в уплату
за себя, а, собственно говоря, для чего он тебе нужен,
кем ты хочешь стать? Скажем, задумал бы ты идти
к своему тезке, Гиппократу Косскому п , одному из
Асклепиадов, чтобы внести ему деньги в уплату за
себя, и кто-нибудь тебя спросил бы: «Скажи мне, Гип-
с пократ, ты вот хочешь заплатить тому Гиппократу, но
почему ты платиш ь именно ему?» — что бы ты отвечал?
— Сказал бы, потому, что он врач.
— «А ты кем хочешь сделаться?»
— Врачом.
— А если бы ты собирался отправиться к Полик
лету аргосцу или Фидию афинянину 12, чтобы внести
им за себя плату, а кто-нибудь тебя спросил, почему
ты решил заплатить им столько денег, что бы ты отве
чал?
— Сказал бы, потому, что они ваятели.
— Значит, сам ты хочешь стать кем?
— Ясно, что ваятелем.
а
— Допустим,— сказал я .— А вот теперь мы с то
бой отправляемся к Протагору и готовы отсчитать ему
420
деньги в уплату за тебя» если достанет нашего иму
щества на то» чтобы уговорить его» а нет» то займем
еще и у друзей. Так вот, если бы, видя такую нашу
настойчивость, кто-нибудь спросил нас: «Скажите мне,
Сократ и Гиппократ, кем считаете вы Протагора и за
что хотите платить ему деньги»,— что бы мы ему от
вечали? Как называют Протагора, когда говорят о нем, ©
подобно тому как Фидия называют ваятелем, а Го
мера — поэтом? Что в этом роде слышим мы отно
сительно Протагора?
— Софистом
называют этого человека, Сократ.
— Так мы идем платить ему деньги, потому что
он софист?
— Конечно.
— А если бы спросили тебя еще и вот о чем:
«Сам-το ты кем намерен стать, раз идешь
к
Прота-
312
гору?»
Гиппократ покраснел, — уже немного рассвело, так
что это можно было разглядеть.
— Если сообразоваться с прежде сказанны м,— от
вечал он,— то ясно, что я собираюсь стать софистом.
— А тебе, — сказал я ,— не стыдно было бы, кля
нусь богами, появиться среди эллинов в виде софиста?
— Клянусь Зевсом, стыдно, Сократ, если говорить
то, что я думаю.
— Но пожалуй, Гиппократ, ты полагаешь, что у
Протагора тебе придется учиться иначе, подобно тому ь
как учился ты у учителя грамоты, игры на кифаре
или гимнастики? Ведь каждому из этих предметов ты
учился не как будущему своему мастерству, а лишь
ради своего образования, как это подобает частному
лицу и свободному человеку и .
— Конечно, — сказал
Гиппократ, — мне
кажется,
что Протагорово обучение скорее такого рода.
— Так сам-το ты знаешь, что собираешься делать,
или тебе это неясно? — спросил я.
— О чем это ты?
— Ты намерен предоставить попечение о твоей ду
ше софисту, как ты говоришь; но, право, я бы очень с
удивился, если бы ты знал, что такое софист. А раз
тебе это неизвестно, то ты не знаешь и того, кому
ты вверяешь свою душу и для чего — для хорошего
или дурного.
— Я думаю, что знаю, — сказал Гиппократ,
ν
— Так скажи, что такое софист, по-твоему?
421
— Я полагаю, что, по смыслу этого слова, _он.—
знаток в мудрых вещах.
— Да ведь это можно сказать и про живописцев,
и про строителей: они тоже знатоки в мудрых вещах;
но если бы кто-нибудь спросил у нас, в каких именно
мудрых вещах знатоки живописцы, мы бы сказали,
что в создании изображений; и в других случаях отве-
а тили бы так же. А вот если бы кто спросил, чем мудр
софист, что бы мы ответили? В каком деле он наставник?
— А что если бы мы так определили его, Сократ:
это тот, кто наставляет других в искусстве красно
речия?
— Может быть,— говорю я ,— мы и верно бы ска
зали, однако недостаточно, потому что этот наш от
вет требует дальнейшего вопроса: если софист делает
е людей искусными в речах, то о чем эти речи? Кифарист,
например, делает человека искусным в суждениях о
том, чему он его научил,— то есть об игре на кифаре.
Не так ли?
— Да.
— Допустим. Ну а софист, в каких речах он
делает искусным? Не ясно ли, что в речах о том,
в чем он и сам сведущ?
— Похоже на то.
— А в чем же софист и сам сведущ, и ученика
делает сведущим?
— Клянусь Зевсом, не знаю, что тебе ответить.
313
На это я сказал:
— Как же так? Знаешь, какой опасности ты со
бираешься подвергнуть свою душу? Ведь когда тебе
бывало нужно вверить кому-нибудь свое тело и было
неизвестно, пойдет ли это на пользу или во вред, ты
и сам немало раздумывал, вверять его или не вверять,
и друзей и домашних призывал на совет и обсуждал
это дело целыми днями. А когда речь зашла о душе,
которую ты ведь ставишь выше, чем тело 15, потому
что от того, будет она лучше или хуже, зависит, хо
рошо или дурно пойдут все твои дела, ты ни с отцом,
ь ни с братом и ни с кем из нас, твоих друзей, не со
ветовался, вверять ли тебе или не вверять свою душу
этому пришлому чужеземцу. Лишь вчера ввечеру, по
твоим словам, услыхав о нем, ты уже сегодня идешь
спозаранку, не поразмыслив и не посоветовавшись
о тем, нужно ли вверять ему себя или нет, и сразу
готов потратить и собственные деньги, и деньги дру-
422
зей, как будто ты уже дознался, что тебе нужно не
пременно сойтись с Протагором, которого, как ты го
воришь, ты и не знаешь и не разговаривал с ним ни- с
когда. Ты называешь его софистом, а что такое софист,
оказывается, совсем не ведаешь, хоть и собираешься
вверить себя ему.
Гиппократ, выслушав, сказал:
— Так оно и выходит, Сократ, как ты говоришь.
— А что, Гиппократ, не будет ли наш софист чем-
то вроде торговца или разносчика тё^Г припасов, ко
торыми питается душа? По-моему, во всяком случае,
он таков.
— Но чем же питается душа, Сократ?
— Знаниями, разумеется,— сказал я. — Только бы,
друг мой, не надул нас софист, выхваляя то, что про
дает, как те купцы или разносчики, что торгуют те- d
лесною пищей. Потому что и сами они не знают, что в
развозимых ими товарах полезно, а что вредно для те
ла, но расхваливают все ради продажи, и покупающие
у них этого не знают, разве случится кто-нибудь све
дущий в гимнастике или врач. Так же и те, что раз
возят знания по городам и продают их оптом и в роз
ницу всем желающим, хоть они и выхваляют все, чем
торгуют, но, может быть, друг мой, из них некоторые
и не знают толком, хорошо ли то, что они продают,
или плохо для души; и точно так же не знают и поку- в
Ыающие у них, разве лишь случится кто-нибудь сведу
щий во врачевании души. Так вот, если ты знаешь, что
здесь полезно, а что — нет, тогда тебе не опасно
приобретать знания и у Протагора, и у кого бы то
ни было другого; если же нет, то смотри, друг мой,
как бы не проиграть самого для тебя дорогого. Ведь зи
гораздо
больше
риска
в
приобретении
знаний,
чем в покупке съестного. Съестное-то и напитки,
купив их у торговца или разносчика, ты можешь уне
сти в сосудах, и, прежде чем принять в свое тело в
виде еды и питья, их можно хранить дома и посо
ветоваться со знающим человеком, что следует есть
или пить и чего не следует, а такж е сколько и в
какое время. При такой покупке риск не велик.
Знания же нельзя унести в сосуде, а поневоле придет- ь
ся, уплатив цену, принять их в собственную душу и,
научившись чему-нибудь, уйти либо с ущербом для се
бя, либо с пользой. Это мы и рассмотрим, причем вместе
с теми, кто нас постарше, потому что мы еще молоды,
423
чтобы разобраться в таком деле. А теперь пойдем,
как мы собирались, и послушаем того человека; по
слушавши же его, и с другими побеседуем: Прота-
с гор ведь там не один, с ним и Гиппий Элидский,
и, думаю, Про дик Кеосский 16, да и много еще других
мудрецов.
Порешив так, мы отправились; когда же мы очу
тились у дверей, то приостановились, беседуя о том,
что пришло нам в голову дорогой. Чтобы не бросать
этот разговор и покончить с ним, прежде чем войти,
мы так и беседовали, стоя у дверей, пока не согласи
лись друг с другом. И видимо, привратник — какой-то
а евнух — подслушивал нас, а ему, должно быть, из-за
множества софистов опротивели посетители этого до
ма. Когда мы постучали в дверь, он, отворивши и уви
дев нас, воскликнул:
— Опять софисты какие-то! Ему некогда! — И сей
час же, обеими руками схватившись за дверь, в серд
цах захлопнул ее изо всей силы.
Мы опять постучали, а он в ответ из-за запертой
двери крикнул:
— Эй, вы! Не слышали, что ли: ему неког
да.
— Но, любезный,— говорю я ,— не к Каллию мы
е пришли, да и не софисты мы. Успокойся: мы пришли
потому, что хотим видеть Протагора. Доложи о нас!
Человек насилу отворил нам дверь. Когда мы во
шли, то застали Протагора прохаживающимся в пор
тике, а с ним прохаживались по одну сторону Каллий,
315 сын Гиппоника, его единоутробный брат Парал, сын
Перикла, и Хармид, сын Главкона, а по другую сто
рону — второй сын Перикла, Ксантипп, далее Фил-
липид, сын Филомела, и Антимер мендеец ,7, самый зна
менитый из учеников Протагора, обучавшийся, чтобы
стать софистом по ремеслу. Те же, что за ними следовали
позади, прислушиваясь к разговору, большего частью
были, видимо, чужеземцы — из тех, ктяю Протагор
увлекает за собою из каждого города, где бы Зн ни
ь бывал, завораживая их своим голосом, подобно Орфею,
а они идут на его голос, завороженные; были и неко
торые из местных жителей в этом хоре. Глядя на этот
хор, я особенно восхищался, как они остерегались,
чтобы ни в коем случае не оказаться впереди Прота
гора: всякий раз, когда тот со своими собеседниками
поворачивал, эти слушатели стройно и чинно рассту-
424
чпались и, смыкая круг, великолепным рядом выстраи
вались позади него. ,
Потом «оного мужа узрел я» |8, как говорит Го
мер,— Гиппия Элидского, сидевшего в противополож- «
ном портике на кресле. Вкруг него сидели на скамейках
Эриксимах, сын Акумена, Федр мирринусиец, Андрон,
сын Андротиона 19, еще несколько чужеземцев, его
сограждан, и другие. По-видимому, они расспрашива
ли Гиппия о природе и разных астрономических, не
бесных явлениях, а он, сидя в кресле, с каждым из
них разбирал и обсуждал их вопросы.
«Также и Тантала, да, и его я тоже увидел» 2Ό,
ведь и Продик Кеосский прибыл сюда; он занимал ка- d
кое-то помещение, которое прежде служило Гиппонику
кладовою, теперь же, за множеством постояльцев, К ал
лий очистил его и сделал пристанищем для гостей.
Продик был еще в постели, укрытый какими-то ов
чинами и покрывалами, а на одной из соседних с ним
кроватей расположился керамеец Павсаний, а с Пав-
санием — совсем еще мальчик, безупречный, как я
полагаю, по своим природным задаткам, а на вид очень е
красивый. Кажется, я расслышал, что имя ему Ага
фон 21, и я бы не удивился, если бы оказалось, что он
любимец Павсания. Кроме этого мальчика были тут
и оба Адиманта — сын Кепида и сын Левколофида ,
и некоторые другие тоже были там, а о чем они раз
говаривали, этого я не мог издали разобрать, хоть и
жаждал слышать Продика, считая его человеком пре
мудрым и даже божественным; но из-за того что голос 3ΐβ
его низок, только гул раздавался по комнате, а слов его
уловить нельзя было.
Чуть только мы вошли, как вслед за нами — краса
вец Алкивиад, как ты его называешь (да и я вслед
за тобою), и Критий, сын Каллесхра 23. Войдя, мы еще
немного помедлили, а осмотревшись кругом, подошли
к Протагору, и я сказал:
ь
— К тебе, Протагор, мы пришли, я и вот он, Гип
пократ.
— Как же вам угодно,— сказал он,— разговари
вать со мною: наедине или при других?
— Для нас,— отвечал я ,— тут нет разницы, а тебе
самому будет видно, когда выслушаешь, ради чего
мы пришли.
— Ради чего же, — спросил П ротагор,— вы пришли?
— Этот вот юноша — Гиппократ, здешний житель,
425
сын Аполлодора, из славного и состоятельного дома;
да и по своим природным задаткам он не уступит, мне
с кажется, любому из своих сверстников. По-моему, он
стремится стать человеком выдающимся в нашем
городе, а это, как он полагает, всего скорее осуществит
ся, если он сблизится с тобою. Вот ты и решай: надо
ли, по-твоему, разговаривать с нами об этом наедине
или при других.
— Ты правильно делаешь, Сократ, что соблюдаешь
осторожность, говоря со мной об этом, — сказал Про
тагор.— Чужеземцу, который, приезжая в большие
города, убеждает там лучших из юношей, чтобы они,
забросив всех — и родных и чужих, и старших и млад-
d ш и х,— проводили время с ним, чтобы благодаря это
му стать лучше, нужно быть осторожным в таком деле,
потому что из-за этого возникает немало зависти,
неприязни и всяких наветов.
Хотя я и утверждаю, что софистическое искусст
во очень древнее, однако мужи, владевшие им в
стародавние времена, опасаясь враждебности, которую
оно вызывало, всячески скрывали его: одним служила
прикрытием поэзия, как Гомеру, Гесиоду и Симони-
ду, другим — таинства и прорицания, как ученикам
Орфея и Мусея, а некоторым, я знаю, даже гимна-
β стика, как, например, И кку тарентинцу и одному из
первых софистов нашего времени, селимбрийцу Ге-
родику, уроженцу Мегар; музыку же сделал при
крытием ваш Агафокл, великий софист, и Пифоклид
Кеосский 24, и многие другие. Все они, как я говорю,
опасаясь зависти, прикрывались этими искусствами.
317
Я же со всеми ними в этом не схож, ибо думаю,
что они вовсе не достигли желаемой цели и не укры
лись от тех, кто имеет в городах власть, а только
от них и применяются эти прикрытия. Толпа ведь,
попросту говоря, ничего не понимает, и что те затянут,
тому и подпевает. А пускаться в бегство, не имея сил
убеж ать,— это значит только изобличить самого себя:
ь глупо даже пытаться, у людей это непременно вы
зовет еще большую неприязнь, так как они подумают,
что такой человек помимо всего еще и коварен.
Вот я и пошел противоположным путем: признаю,
что я софист и воспитываю людей, и думаю, что
эта предосторожность лучше той: признаваться луч
ше, чем запираться. Я принял еще и другие предосто
рожности, так что — в добрый час молвить! 25 — хоть я
Достарыңызбен бөлісу: |