ПЛАТОН
СОЧИНЕНИЯ
В ЧЕТЫРЕХ
ТОМАХ
ПЛАТОН
СОЧИНЕНИЯ
В ЧЕТЫРЕХ ТОМАХ
Том 3
ЧАСТЬ 1
ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ
А. Ф. ЛОСЕВА и В. Ф. АСМУСА
РЕДАКТОР ЧАСТИ ПЕРВОЙ
ТРЕТЬЕГО ТОМА
В. Ф. АСМУС
Перевод с древнегреческого
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
2 0 0 7
ББК 87.3
П37
П37
Платон
Сочинения в четырех томах. Т. 3. Ч. 1 / Под
общ. ред. А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса; Пер. с древне-
греч. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та; «Изд-во Олега
Абышко», 2007. — 752 с.
ISBN 978-5-903525-06-5 (т. 3) («Изд-во Олега Абышко»)
ISBN 978-5-903525-07-2 (т. 3, ч. 1) («Изд-во Олега Абышко»)
ISBN 978-5-89740-157-4 («Изд-во Олега Абышко»)
ISBN 978-5-288-04368-0 (т. 3) (Изд-во СПбГУ)
ISBN 978-5-288-04369-7 (т. 3, ч. 1) (Изд-во СПбГУ)
ISBN 978-5-288-04110-0 (Изд-во СПбГУ)
В первую часть третьего тома Сочинений Платона входят
диалоги «Филеб», «Государство» (большое сочинение, писав-
шееся Платоном на протяжении многих лет жизни), «Тимей» и
неоконченный диалог, посвященный теме Атлантиды,— «Кри-
тий». Все эти сочинения относятся к зрелому периоду творче-
ства Платона. В них содержится дальнейшая разработка и за-
вершение платоновского учения об идеях. «Государство», кро-
ме того, представляет собой детально разработанную социаль-
но-политическую утопию.
ББК 87.3
К СВЕДЕНИЮ ПОДПИСЧИКОВ!
Третий том Сочинений Платона выходит в двух частях.
Во вторую часть войдут необъявленные в проспекте диа-
логи «Политик» и «Законы».
ISBN 978-5-903525-06-5 (т. 3)
ISBN 978-5-903525-07-2 (т. 3, ч. 1)
ISBN 978-5-89740-157-4
ISBN 978-5-288-04368-0 (т. 3)
ISBN 978-5-288-04369-7 (т. 3, ч. 1)
ISBN 978-5-288-04110-0
c «Издательство Олега Абышко»
СПб., права на перевод, 2007
c Издательство С.-Петербургского
университета, подготовка
текстов к изданию,
художественное оформление, 2007
ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Вошедшие в часть 1-ю 3-го тома диалоги Платона от-
носятся к позднему периоду его творчества, т. е. к 60–40-м
годам IV в. до н. э. (смерть Платона, как мы знаем, после-
довала в 347 г.), и максимально глубоко расширяют постро-
енный им в предыдущих диалогах объективный идеализм.
Чего не хватало в предыдущих диалогах Плато-
на? Последние три диалога 2-го тома — «Теэтет», «Со-
фист» и «Парменид», составляющие вторую группу диа-
логов зрелого периода, с полным правом можно назвать
конструктивно-логическим построением учения об идеях,
потому что в них действительно первую роль играет от-
влеченная логика бытия и познания. Для философа, пи-
савшего в течение более чем 50 лет, это, конечно, была по-
ка еще недостаточная позиция, несомненно, требовавшая
более глубокого привлечения других сторон человеческо-
го духа, не только логической и познавательной стороны.
Далее, ни один из предыдущих диалогов не давал нам объ-
ективного идеализма в его системе, а ограничивался изу-
чением очень важных, но все же более или менее частных
областей жизни и бытия. Все эти недостатки и возмеща-
ются в тех диалогах, которым посвящается часть 1-я 3-го
тома.
1. «Филеб» — очень сложный диалог, требующий весьма
внимательного чтения и изучения и очень обстоятельного
комментария. Но при всех трудностях этого диалога мы на-
ходим в нем большое количество таких синтетических рас-
суждений, которых мы не находили в предыдущих диало-
5
гах. Так, в «Филебе» прямо утверждается, что ум, взятый
сам по себе, вовсе еще не есть последний путь к истине,
точно так же как и удовольствие, взятое само по себе, без
ума. В «Филебе» ставится чрезвычайно важный вопрос о
синтезе ума и удовольствия, для чего философу приходит-
ся подробно анализировать разные виды того и другого,
отбрасывая негодные из них и признавая наиболее достой-
ные. Это синтезирование ума и удовольствия производится
здесь Платоном с помощью чисто диалектического метода,
утверждающего представление об уме как о некоем «преде-
ле», об удовольствии — как о «беспредельном» и, наконец,
о синтезе того и другого как о некоем «числе», или, сказали
бы мы теперь, как о некоей цельной структуре.
Эту синтетическую структуру, которую он отвлеченно
называет «смешением» и для которой требует того, что он
называет «причиной смешения» (мы бы назвали это те-
перь принципом синтезирования), Платон изображает в ви-
де трех идей — истины, красоты и соразмерности. Здесь эс-
тетическое четко отделено у Платона от этического, хотя
размежевание прекрасного с другими двумя принципами
все еще не проводится достаточно ясно.
Наконец, «Филеб» интересен также и тем, что он впер-
вые проводит в систематической форме иерархию пяти
благ, которые возникают на почве указанного диалекти-
ческого синтеза. Ито, что первое место в ряду этих благ
занимает «мера», никак не должно нас удивлять, а, наобо-
рот, только подтверждает подчеркивавшуюся нами ранее
любимую платоновскую идею порождающей модели, кото-
рая составляет самую сущность его прославленного учения
об идеях.
2. Обширное «Государство» Платона, по-видимому, пи-
салось много лет, поскольку на нем заметны отпечатки
разных настроений Платона, свойственных ему в течение
всей его жизни после смерти Сократа. Первую книгу этого
диалога большинство ученых относит к раннему периоду
творчества Платона, когда он до некоторой степени еще
соприкасался с модными тогда софистическими учениями
6
о прогрессе. Вторая и третья книги отличаются особым
ригоризмом в отношении к искусству и художественному
воспитанию. В пятой книге Платон делает из своего уче-
ния об идеях решительные выводы относительно общности
жен и детей. Книга шестая прославилась своей концепцией
беспредпосылочного начала, которая получила такую боль-
шую популярность в неоплатонизме. В седьмой книге да-
ется знаменитая аллегория с пещерой. В книгах восьмой
и девятой читатель найдет беспощадную критику тогдаш-
них форм правления. Наконец, десятая книга посвящена
традиционному платоновскому учению о круговороте душ
и тел.
Уже само это многообразие и богатство содержания
диалога свидетельствуют о большой обобщенности филосо-
фии Платона, равно как и о длительности времени, потре-
бовавшегося для написания «Государства». Анализ же той
общественно-политической утопии, на фоне которой раз-
вертываются все указанные здесь проблемы, читатель най-
дет ниже, в специальной статье о «Государстве».
3. Платоновский «Тимей» является единственным си-
стематическим очерком космологии Платона, которая до
сих пор выступала у него только в разбросанном и слу-
чайном виде. Это создало славу «Тимею» по крайней мере
на полторы тысячи лет. Здесь окончательно конструирует-
ся само понятие порождающей модели. В «Тимее» берется
первообраз (парадейгма) всего сущего и его порождающая,
или созидательная, сила (демиург), так что «порождаю-
щая модель» — наиболее точное выражение для совместно-
го действия этих первоначал.
Порождающая модель создает мир идей, или высших
богов, а эти высшие боги создают космос с его видимыми
богами (небесными светилами) и все отдельные его части.
Четко формулируется также понятие чистой материи как
вечно не-сущего, которое воспринимает вечные идеи и тем
самым превращает их в реальные тела и души, уже под-
верженные процессам становления, ущерба и возрастания,
т. е. реального возникновения и уничтожения. Совокупное
7
действие космических идей и материи создает все реально
существующее, в том числе, конечно, и человека. Платон
очень подробно говорит о космической сущности не только
человека вообще, его души и тела, но даже и каждого от-
дельного его телесного органа. В результате мы впервые
получаем здесь систематическое построение космоса как
живого целого, никогда не погибающего и вечно враща-
ющегося в себе, но с возможностью всяческого ущерба, а
также смерти отдельных элементов и частей, входящих в
общее космическое целое.
4. Небольшой диалог «Критий» представляет собой не
что иное, как завершение «Тимея». Диалог этот остался
незаконченным. В нем рисуется некое идеальное царство:
Платон, несомненно, идеализирует здесь свои родные Афи-
ны, доживавшие к концу жизни Платона последние годы
своей независимости. Это идеальное царство Платон на-
звал именем, которое стало впоследствии весьма популяр-
ным и даже знаменитым, а именно Атлантидой. Уже в
древности часто вставал вопрос об исторической реально-
сти Атлантиды. Но и в новое время вплоть до последних
лет все еще находится достаточно любителей обсуждать эту
трудную и почти неразрешимую проблему. Для наших чи-
тателей Платона мы ограничимся указанием на то, что у
философа это было идеализацией погибавших в его время
Афин и что здесь он в конкретном и художественном ви-
де изобразил тот свой социально-политический идеал, над
выработкой которого трудился почти целую жизнь.
Таким образом, помещаемые в этой части четыре диа-
лога Платона, несомненно, являются завершением зрелого
периода его творчества, из которого мы даем во 2-й ча-
сти лишь диалог «Политик», тематически близкий не толь-
ко «Государству», но и «Законам». Все же остальное, что
Платон писал одновременно с этим или после этого, не
только принадлежит к последнему, старческому периоду
его творчества, но во многом также представляет тенден-
ции его объективного идеализма, недостаточно выражен-
ные или даже прямо отсутствовавшие в годы зрелости.
8
* * *
Вводные статьи к диалогам «Филеб», «Тимей» и «Кри-
тий», помещенные в комментарии к части 1-й тома 3,
принадлежат А. Ф. Лосеву, вводная статья к «Государ-
ству» — В. Ф. Асмусу. Примечания к «Государству», «Фи-
лебу», «Тимею» и «Критию» составлены А. А. Тахо-Годи.
Редактор переводов — С. Я. Шейнман-Топштейн.
А. Ф. Лосев
ФИЛЕБ
СОКРАТ, ПРОТАРХ, ФИЛЕБ
С о к р а т. Посмотри-ка, Протарх, что за рассуждение
11
собираешься ты перенять от Филеба и какое наше рассуж-
дение намерен оспаривать, если оно придется тебе не по
нраву. Хочешь, мы подведем итог тому и другому?
b
П р о т а р х. Очень даже хочу.
С о к р а т. Филеб утверждает, что благо
1
для всех жи-
вых существ — радость, удовольствие, наслаждение и все
прочее, принадлежащее к этому роду; мы же оспариваем
его, считая, что благо не это, но разумение, мышление, па-
мять и то, что сродно с ними: правильное мнение и истин-
ные суждения. Все это лучше и предпочтительнее удоволь-
c
ствия для всех существ, способных приобщиться к этим ве-
щам, и для таких существ — и ныне живущих, и тех, что
будут жить впоследствии, — ничто не может быть полезнее
этого приобщения. Разве не таковы примерно, Филеб, твоя
и моя речи?
Ф и л е б. Именно таковы, Сократ.
С о к р а т. Значит, Протарх, ты принимаешь данное рас-
суждение?
П р о т а р х. Приходится принять, потому что красавец
наш Филеб что-то сник.
С о к р а т. Не следует ли нам приложить все усилия, что-
бы достичь здесь истины?
d
П р о т а р х. Разумеется, это необходимо.
С о к р а т. Давай же сверх того согласимся еще вот в
чем. . .
П р о т а р х. В чем же?
13
С о к р а т. Пусть каждый из нас попытается теперь изоб-
разить такое состояние и расположение души, которые спо-
собны были бы доставить всем людям счастливую жизнь.
Не так ли?
П р о т а р х. И менно так.
С о к р а т. Вот вы и попытайтесь показать, в чем состоит
радость, а мы в свою очередь попытаемся показать, в чем
состоит разумение.
П р о т а р х. Хорошо.
С о к р а т. А если обнаружится что-то другое, луч-
e
шее этих двух? Если оно окажется более сродным удо-
вольствию, не отдадим ли мы оба предпочтения жизни,
прочно на этом основанной? Ине одолеет ли жизнь в
удовольствиях разумную жизнь?
12
П р о т а р х. Конечно, одолеет.
С о к р а т. Если же это другое окажется более сродным
разумению, разве не победит оно удовольствие и не ока-
жется это последнее побежденным? Скажите, так ли мы
согласимся относительно этого или как-то иначе?
П р о т а р х. Мне по крайней мере кажется, что так.
С о к р а т. Ну а ты, Филеб, что скажешь?
Ф и л е б. Я держусь и буду держаться того мнения, что
во всех случаях побеждает удовольствие; ты же, Протарх,
решай сам.
П р о т а р х. Передав слово нам, ты, Филеб, уже не впра-
b
ве более соглашаться или не соглашаться с Сократом.
Ф и л е б. Ты прав; поэтому я приношу очистительную
жертву и призываю теперь в свидетельницы саму богиню
2
.
П р о т а р х. И мы охотно засвидетельствуем, что ты ска-
зал именно это. Однако, Сократ, попытаемся довести до
конца то, что отсюда следует, все равно, одобрит ли это
Филеб или нет.
С о к р а т. Да, надо попытаться, начав с самой богини,
которая, по словам Филеба, называется Афродитой, меж
тем как подлинное ее имя — Удовольствие
3
.
П р о т а р х. Совершенно верно.
С о к р а т. Я испытываю всегда нечеловеческое благого-
c
14
вение, Протарх, перед именами богов, более сильное, чем
величайший страх. Итеперь я называю Афродиту так, как
ей это приятно
4
. Что же касается удовольствия, то я знаю,
что оно разнообразно, и, раз мы с него начали, нам над-
лежит исследовать его и рассмотреть, какова его природа.
Если просто верить молве, оно есть нечто единое, но при-
нимающее разнообразные формы, известным образом непо-
хожие друг на друга. Однако посмотри: с одной стороны,
мы говорим, что удовольствие испытывает человек невоз-
держный, с другой — что и рассудительный наслаждается
d
в силу самой рассудительности; наслаждается, далее, безу-
мец, полный безрассудных мнений и надежд; наслаждается
и разумный в силу самого разумения. Разве не справедли-
во кажется безрассудным тот, кто утверждает, что оба вида
удовольствия подобны друг другу?
5
П р о т а р х. Конечно, Сократ, эти удовольствия проис-
текают от противоположных вещей, но сами они не проти-
воположны друг другу. В самом деле, каким образом удо-
вольствие, будучи тождественным самому себе, может не
e
походить больше всего на свете на [другое] удовольствие?
С о к р а т. Ведь и цвет, почтеннейший, как нельзя бо-
лее подобен [другому] цвету, и именно потому, что всякий
цвет есть цвет, и один цвет нисколько не будет отличаться
от другого; между тем все мы знаем, что черный цвет не
только отличен от белого, но и прямо ему противоположен.
Равным образом и фигура наиболее подобна [другой] фи-
гуре; в самом деле, как род она есть единое целое, но одни
части ее в отношении к другим частям то прямо противо-
положны друг другу, то содержат в себе бесконечное мно-
13
жество различий; то же самое можно сказать и о многом
другом. Поэтому ты не верь учению, которое все противо-
положности сводит к единству. Боюсь, как бы мы не нашли
удовольствия, противоположные другим удовольствиям.
П р о т а р х. Может быть. Но чем же это повредит наше-
му рассуждению?
С о к р а т. Тем, ответим мы, что несхожие вещи ты назы-
ваешь чуждым им именем. В самом деле, по твоим словам,
15
все приятное — это благо. Никто не станет, конечно, оспа-
b
ривать, что приятное приятно; однако, несмотря на то, что
многое из приятного, как мы сказали, дурно, а многое, на-
оборот, хорошо, ты называешь все удовольствия благом,
хотя и готов согласиться с тем, что они несходны друг с
другом, если кто-нибудь докажет тебе это при помощи рас-
суждения. Итак, что же есть тождественного в дурных и
в хороших удовольствиях, позволяющего тебе все удоволь-
ствия называть благом?
П р о т а р х. Как это ты говоришь, Сократ? Неужели ты
думаешь, что кто-нибудь, признающий удовольствие бла-
гом, согласится с тобой и потерпит твое утверждение, будто
c
одни удовольствия хороши, а другие дурны?
С о к р а т. Но ведь называешь же ты удовольствия несхо-
жими друг с другом, а некоторые — даже противоположны-
ми?
П р о т а р х. Нет, поскольку они — удовольствия.
С о к р а т. Мы снова возвращаемся к тому же самому
месту, Протарх. Снова, следовательно, мы будем говорить,
что все удовольствия схожи и не содержат никаких разли-
чий; нисколько не задетые приведенными сейчас примера-
ми, мы поверим тебе и будем задавать вопросы как послед-
d
ние невежды и новички в рассуждениях.
П р о т а р х. Что ты имеешь в виду?
С о к р а т. То, что если, подражая тебе и обороняясь, я
не посовещусь утверждать, что самые несхожие вещи наи-
более между собою сходны, я буду утверждать тоже, что и
ты, и мы окажемся наивнее, чем следует, а наше рассуж-
дение, вырвавшись, убежит. Так давай же пригоним его
назад
6
и, вернувшись на прежний путь, может быть, как-
нибудь и придем к согласию.
П р о т а р х. Скажи, как?
e
С о к р а т. Предположи, Протарх, что ты опять меня
спрашиваешь.
П р о т а р х. О чем же?
С о к р а т. Не постигнет ли разумение, знание, ум и все
остальное, признанное мною благим вначале, когда меня
16
спрашивали, что такое благо, та же участь, что и твое рас-
суждение?
П р о т а р х. Как так?
С о к р а т. Все в совокупности знания покажутся многи-
ми, а некоторые — несходными между собой; будут среди
них даже противоположные. Но разве был бы я достоин
14
принимать участие в этом собеседовании, если бы, устра-
шившись подобного обстоятельства, стал утверждать, что
нет такого знания, которое было бы непохоже на другое
знание, и в результате рассуждение ускользнуло бы от нас
как недосказанный миф
7
, сами же мы спаслись бы с помо-
щью какой-нибудь бессмыслицы?
П р о т а р х. Этого не должно быть, хоть нам и нуж-
но спастись. Во всяком случае мне нравится, что твое и
мое рассуждения в равном положении: пусть будет много
несходных удовольствий и много различных знаний.
С о к р а т. Итак, Протарх, не станем скрывать различий
b
в моем и твоем [рассуждении], но, выставив их на свет,
дерзнем провести исследование и показать, чт´о следует на-
зывать благом: удовольствие, разумение или нечто третье.
Ведь, конечно, мы сейчас вовсе не соперничаем из-за то-
го, чтобы одержало верх мое или твое положение, но нам
обоим следует дружно сражаться за истину
8
.
П р о т а р х. Разумеется, следует.
С о к р а т. Давай же подкрепим еще большим взаимным
c
согласием следующее рассуждение.
П р о т а р х. Какое именно?
С о к р а т. То, которое доставляет всем людям много
хлопот, иным по доброй их воле, а иным и помимо нее.
П р о т а р х. Говори яснее!
С о к р а т. Я говорю о том странном, по природе сво-
ей, рассуждении, на которое мы только что натолкнулись.
Ведь странно же говорить, что многое есть единое и единое
есть многое, и легко оспорить того, кто допускает одно из
этих положений.
П р о т а р х. Не тот ли случай ты имеешь в виду, когда
кто-либо утверждает, будто я, Протарх, единый по приро-
d
17
де, в то же время представляю собой множество противопо-
ложных друг другу Протархов, и считает, таким образом,
одного и того же Протарха большим и маленьким, тяже-
лым и легким и так далее, без числа?
С о к р а т. Ты, Протарх, привел распространенную сказ-
ку о едином и многом
9
, а ведь все уже, по правде ска-
зать, согласились, что подобных вещей не стоит касаться:
это детская забава, хоть и легкая, но она — большая поме-
e
ха для рассуждений. Далее, не стоит опровергать также
и того, кто, разделив при помощи рассуждения каждую
вещь на члены и части и согласившись с собеседником, что
все они — та самая единая вещь, стал бы, насмехаясь, до-
казывать необходимость диковинного утверждения, будто
единое есть многое и беспредельное, а многое есть одно-
единственное.
П р о т а р х. Но что иное, Сократ, имеешь ты в виду от-
носительно этого рассуждения, что не стало еще ходячей
истиной?
С о к р а т. Друг мой, я имею в виду не тот случай, ко-
15
гда кто-либо полагает единство возникающего и гибнуще-
го, как мы только что говорили. Ведь такого рода единство,
как мы сказали, не нуждается, по [общему] признанию, в
опровержении; но если кто-нибудь пытается допустить еди-
ного человека, единого быка, единое прекрасное и единое
благо, то по поводу таких и им подобных единств возника-
ют большие споры.
П р о т а р х. Как так?
b
С о к р а т. Во-первых, нужно ли вообще допускать, что
подобные единства действительно существуют? Затем, ка-
ким образом они — в то время как каждое из них пребывает
вечно тождественным, прочным, непричастным ни возник-
Достарыңызбен бөлісу: |