Михаил Булгаков
жүктеу/скачать 264.8 Kb.
|
|
Михаил Булгаков Турбин Алексей Васильевич — полковник-артиллерист, 30 лет. Турбин Николай — его брат, юнкер, 18 лет. Тальберг Елена Васильевна — их сестра, 24 лет. Тальберг Владимир Робертович — помощник военного министра, генштаба полковник, ее муж, 38 лет. Шервинский Леонид Юрьевич — поручик, личный адъютант гетмана. М ы ш л а е в с к и й Виктор Викторович - штабс-капитан, артиллерист
Н и к о л к а (играет на гитаре и поет).
А л ек с е й. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное. Н и к о л ка. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)
А л е к с ей. Это как раз к твоему голосу и относится. Н и к о л к а. Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего — баритон.
А л е к с е й. Какая-то часть прошла.
Н и к о л к а. Как близко. Впечатление, будто бы под Святошином стреляют. Интересно, что там происходит? Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать, в чем дело, - в штабе? Я бы съездил. А л е к с е й. Конечно, тебя еще не хватает. Сиди, пожалуйста, смирно. Н и к о л к а. Слушаю, господин полковник... Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько... Там люди дерутся... Хотя бы дивизион наш был скорее готов. А л е к с е й. Когда мне понадобятся твои советы в подготовке дивизиона, я тебе сам скажу. Понял? Н и к о л к а. Понял. Виноват, господин полковник.
Н и к о л к а Кто там? М ы ш л а е в с к и й . Открой, ради Бога, скорей! Н и к о л к а . Да это ты, Витенька? М ы ш л а е в с к и й. Ну я, конечно, чтоб меня раздавило! Никол, бери винтовку, пожалуйста. Вот, дьяволова мать! Е л е н а ( выходя) Виктор, откуда ты? М ы ш л а е в с к и й. Из-под Красного Трактира. Осторожно вешай, Никол. В кармане бутылка водки. Не разбей. Позволь, Лена, ночевать, не дойду домой, совершенно замерз. Е л е н а. Ах, Боже мой, конечно. Вот что: там ванна сейчас топится, вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю. (Уходит.) М ы ш л а е в с к и й. Голубчик, сними, сними, сними... Н и к о л к а. Сейчас, сейчас. (Снимает с Мышлаевского сапоги.) М ы ш л а е в с к и й. Легче, братик, ох, легче! Водки бы мне выпить, водочки. А л е к с е й. Сейчас дам. Н и к о л к а. Алеша, пальцы на ногах поморожены. М ы ш л а е в с к и й. Пропали пальцы к чертовой матери, пропали, это ясно. А л е к с е й. Ну что ты! Отойдут. Николка, растирай ему ноги водкой. М ы ш л а е в с к и й. Так я и позволил ноги водкой тереть. (Пьет.) Три рукой. Больно!.. Больно!.. Легче. Н и к о л к а. Ой-ой-ой! Как замерз капитан! М ы ш л а е в с к и й. Дайте-ка водки еще. (Пьет.)
Николка. Что, согрелся, капитан? М ы ш л а е в с к и й . Легче стало. Н и к о л к а. Ты скажи, что там под Трактиром делается? М ы ш л а е в с к и й. Метель под Трактиром. Вот что там. И я бы эту метель, мороз, немцев-мерзавцев и Петлюру!.. А л е к с е й. Зачем же, не понимаю, вас под Трактир погнали? М ы ш л а е в с к и й. А мужички там эти под Трактиром. Вот эти самые милые мужички сочинения графа Льва Толстого! Н и к о л к а. Да как же так? А в газетах пишут, что мужики на стороне гетмана... М ы ш л а е в с к и й. Что ты, юнкер, мне газеты тычешь? Я бы всю эту вашу газетную шваль перевешал на одном суку! Я сегодня утром лично на разведке напоролся на одного деда и спрашиваю: «Где же ваши хлопцы?» Деревня точно вымерла. А он сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком, и отвечает: «Уси побиглы до Петлюры...» Н и к о л к а. Ой-ой-ой-ой... М ы ш л а е в с к и й. Вот именно «ой-ой-ой-ой»... (Взял я этого толстовского хрена за манишку и говорю: «Уси побиглы до Петлюры? Вот я тебя сейчас пристрелю, старую... Ты у меня узнаешь, как до Петлюры бегают. Ты у меня сбегаешь в царство небесное».) А л е к с е й. Как же ты в город попал? М ы ш л а е в с к и й. Сменили сегодня, слава тебе Господи! Пришла пехотная дружина. (Скандал я в штабе устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть). Алеша, возьми меня к себе. А л е к с е й. С удовольствием. Я и сам хотел тебя вызвать. Я тебе первую батарею дам. М ы ш л а е в с к и й. Благодетель... Н и к о л к а. Ура!.. Все вместе будем. Прелестно!.. М ы ш л а е в с к и й. Вы где стоите? Н и к о л к а. Александровскую гимназию заняли. Завтра или послезавтра можно выступать. М ы ш л а е в с к и й. Ты ждешь не дождешься, чтобы Петлюра тебя по затылку трахнул? А л е к с е й. Если бы гетман, вместо того чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии. Но этого мало: мы бы большевиков в Москве прихлопнули, как мух. И самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас! Н и к о л к а. Немцы бы не позволили формировать армию, они ее боятся. А л е к с е й. Неправда-с. Немцам нужно было объяснить, что мы им не опасны. Конечно! Войну мы проиграли! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики. Нуте-с, великолепно! Дали полковнику Турбину дивизион: лети, спеши, формируй, ступай, Петлюра идет!.. Отлично-с! А вот глянул я вчера на них, и, даю вам слово чести, — в первый раз дрогнуло мое сердце. М ы ш л а е в с к и й. Алеша, командирчик ты мой! Артиллерийское у тебя сердце! Пью здоровье! А л е к с е й. Дрогнуло, потому что на сто юнкеров — сто двадцать студентов, и держат они винтовку, как лопату. И вот вчера на плацу... Снег идет, туман вдали... Померещился мне, знаете ли, гроб... Николка. Не извольте расстраиваться, господин командир, мы не выдадим. А л е к с е й. Вы знаете, что такое этот ваш Петлюра? Это миф, это черный туман. В России, господа, две силы: большевики и мы. Мы еще встретимся. Вижу я более грозные времена. Вижу я... Ну, ладно! Мы не удержим Петлюру. Но ведь он ненадолго придет. А вот за ним придут большевики. Вот из-за этого я и иду! На рожон, но пойду! Потому что, когда мы встретимся с ними, дело пойдет веселее. Или мы их закопаем, или, вернее, они нас. Пью за встречу, господа! Николка. (поет).
М ы ш л а е в с к и й. (плачет). Алеша, разве это народ! Ведь это бандиты. Профессиональный союз цареубийц. Пётр Третий... Ну что он им сделал? Что? Орут: «Войны не надо!» Отлично... Он же прекратил войну. И кто? Собственный дворянин царя по морде бутылкой!.. Павла Петровича князь портсигаром по уху... А этот... забыл, как его... с бакенбардами, симпатичный, дай, думает, мужикам приятное сделаю, освобожу их, чертей полосатых. Так его бомбой за это? Пороть их надо, негодяев, Алеша! Ох, мне что-то плохо, братцы... Е л е н а (появляется с простыней). Ну, Виктор, отправляйся, отправляйся. Иди мойся. На простыню. М ы ш л а е в с к и й. Лена ясная, позволь, я тебя за твои хлопоты обниму и поцелую. Как ты думаешь, Леночка, мне сейчас водки выпить или уже потом, за ужиному сразу? Е л е н а. Я думаю, что потом, за ужином, сразу. Виктор! Мужа ты моего не видел? Муж пропал. М ы ш л а е в с к и й. Что ты, Леночка, найдется. Он сейчас приедет. (Уходит.)
Н и к о л к а. Ну вот он-он! (Бежит в переднюю.) А л е к с е й. Господи, что это за звонок?
Л а р и о с и к. Вот я и приехал. Со звонком у вас я что-то сделал. Н и к о л к а. Это вы кнопку вдавили. (Выбегает за дверь, на лестницу.) Л а р и о с и к. Ах, Боже мой! Простите, ради Бога! (Входит в комнату.) Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам. Мама просит вам передать ее самый горячий привет.
А равно также и Алексею Васильевичу. А л е к с е й. Мое почтение. Л а р и о с и к. Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. (Всем.) Вы удивлены, я вижу? Позвольте вам вручить письмо, оно вам все объяснит. Мама сказала мне, чтобы я, даже не раздеваясь, дал вам прочитать письмо. Е л е н а. Какой неразборчивый почерк! Л а р и о с и к. Да, ужасно! Позвольте, лучше я сам прочитаю. У мамы такой почерк, что она иногда напишет, а потом сама не понимает, что она такое написала. У меня тоже такой почерк. Это у нас наследственное. (Читает.) «Милая, милая Леночка! Посылаю к вам моего мальчика прямо по-родственному; приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира...» Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. (Николке.) И вас тоже. (Читает.) «Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями...» — ах уж эта мама!.. — «...невозможно сидеть в Житомире, терять время. Содержание я буду вам переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Но я очень спешу, сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет...» Гм... вот и все. А л е к с е й. Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить? Л а р и о с и к. Как — с кем? Вы меня не знаете? А л е к с е й. К сожалению, не имею удовольствия. Л а р и о с и к. Боже мой! И вы, Елена Васильевна? Н и к о л к а. И я тоже не знаю. Л а р и о с и к. Боже мой, это прямо колдовство! Ведь мама послала вам телеграмму, которая должна вам все объяснить. Мама послала вам телеграмму в шестьдесят три слова. Н и к о л к а. Шестьдесят три слова!.. Ой-ой-ой!.. Е л е н а. Мы никакой телеграммы не получали. Л а р и о с и к. Не получали? Боже мой! Простите меня, пожалуйста. Я думал, что меня ждут, и прямо, не раздеваясь... Извините... я, кажется, что-то раздавил... Я ужасный неудачник! А л е к с е й. Да вы, будьте добры, скажите, как ваша фамилия? Л а р и о с и к. Ларион Ларионович Суржанский. Е л е н а. Да это Лариосик?! Наш кузен из Житомира? Л а р и о с и к. Ну да. Е л е н а. И вы... к нам приехали? Л а р и о с и к. Да. Но, видите ли, я думал, что вы меня ждете... Простите, пожалуйста, я наследил вам... Я думал, что вы меня ждете, а раз так, то я поеду в какой-нибудь отель... Е л е н а. Какие теперь отели?! Погодите, вы прежде всего раздевайтесь. Алексей. Да вас никто не гонит, снимайте пальто, пожалуйста. Лариосик. Душевно вам признателен. Николка. Вот здесь, пожалуйста. Пальто можно повесить в передней. Лариосик. Душевно вам признателен. Как у вас хорошо в квартире! Е л е н а (шепотом). Алеша, что же мы с ним будем делать? Он симпатичный. Давай поместим его в библиотеке, все равно комната пустует. А л е к с е й. Конечно, поди скажи ему. Е л е н а. Вот что, Ларион Ларионович, прежде всего в ванну... Там уже есть один — капитан Мышлаевский... А то, знаете ли, после поезда... Л а р и о с и к. Да-да, ужасно!.. Ужасно!.. Ведь от Житомира до Киева я ехал одиннадцать дней... Н и к о л к а. Одиннадцать дней!.. Ой-ой-ой!.. Л а р и о с и к. Ужас, ужас!.. Это такой кошмар! Е л е н а. Ну пожалуйста! Л а р и о с и к. Душевно вам... Ах, извините, Елена Васильевна, я не могу идти в ванну. Алексей. Почему вы не можете идти в ванну? Л а р и о с и к. Извините меня, пожалуйста. Какие-то злодеи украли у меня в санитарном поезде чемодан с бельем. Чемодан с книгами и рукописями оставили, а белье все пропало. Е л е н а. Ну, это беда поправимая. Н и к о л к а. Я дам, я дам! Л а р и о с и к (интимно, Николке). Рубашка, впрочем, у меня здесь, кажется, есть одна. Я в нее собрание сочинений Чехова завернул. А вот не будете ли вы добры дать мне кальсоны? Н и к о л к а. С удовольствием. Они вам будут велики, но мы их заколем английскими булавками. Л а р и о с и к. Душевно вам признателен. Е л е н а. Ларион Ларионович, мы вас поместим в библиотеке. Николка, проводи! Н и к о л к а. Пожалуйте за мной.
Алексей. Вот тип! Я бы его остриг прежде всего. Ну, Леночка, зажги свет, я пойду к себе, у меня еще масса дел, а мне здесь мешают. СЦЕНА 2 .Елена. Алеша, где же мой муж? Алексей. Приедет, Леночка. Елена. Но как же так? Сказал, что приедет утром, а сейчас девять часов, и его нет до сих пор. Уж не случилось ли с ним чего? Алексей. Леночка, ну, конечно, этого не может быть. Ты же знаешь, что линию на запад охраняют немцы. Елена. Но почему же его до сих пор нет? Алексей. Ну, очевидно, стоят на каждой станции. Революционная езда, Леночка. Час едешь, два стоишь.
Ну вот и он, я же говорил! Елена. (Бежит открывать дверь.) Кто там? Голос Тальберга. Я, я. Открой, пожалуйста. Елена. Слава Богу! Где же ты был? Я так волновалась! Тальберг (входя). Не целуй меня, я с холоду, ты можешь простудиться. Елена. Где же ты был? Тальберг. В германском штабе задержали. Важные дела. Елена. Ну иди, иди скорей, грейся. Сейчас чай будем пить. Тальберг. Не надо чаю, Лена, погоди. Позвольте, чей это френч? Елена. Мышлаевского. Он только что приехал с позиций, совершенно замороженный. Тальберг. Все-таки можно прибрать. Елена. Я сейчас. (Вешает френч за дверь.) Ты знаешь, еще новость. Сейчас неожиданно приехал мой кузен из Житомира, знаменитый Лариосик, Алексей оставил его у нас в библиотеке. Тальберг. Я так и знал! Недостаточно одного сеньора Мышлаевского. Появляются еще какие-то житомирские кузены. Не дом, а постоялый двор. Я решительно не понимаю Алексея. Елена. Володя, ты просто устал и в дурном расположении духа. Почему тебе не нравится Мышлаевский? Он очень хороший человек. Тальберг. Замечательно хороший! Трактирный завсегдатай. Елена. Володя! Тальберг. Впрочем, сейчас не до Мышлаевского. Лена, закрой дверь... Лена, случилась ужасная вещь. Елена. Что такое? Тальберг. Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы. Елена. Володя, да что ты говоришь?! Откуда ты узнал? Тальберг. Только что, под строгим секретом, в германском штабе. Никто не знает, даже сам гетман. Елена. Что же теперь будет? Тальберг. Что теперь будет... Гм... Половина десятого. Так-с... Что теперь будет?.. Лена! Елена. Что? Тальберг. Я говорю — «Лена»! Елена. Ну что «Лена»? Тальберг. Лена, мне сейчас нужно бежать. Елена. Бежать? Куда? Тальберг. В Германию, в Берлин. Гм... Дорогая моя, ты представляешь, что будет со мной, если русская армия не отобьет Петлюру и он войдет в Киев? Елена. Тебя можно будет спрятать. Тальберг. Миленькая моя, как можно меня спрятать! Я не иголка. Нет человека в городе, который не знал бы меня. Спрятать помощника военного министра. Не могу же я, подобно сеньору Мышлаевскому, сидеть без френча в чужой квартире. Меня отличнейшим образом найдут. Елена. Постой! Я не пойму... Значит, мы оба должны бежать? Тальберг. В том-то и дело, что нет. Сейчас выяснилась ужасная картина. Город обложен со всех сторон, и единственный способ выбраться — в германском штабном поезде. Женщин они не берут. Мне одно место дали благодаря моим связям. Елена. Другими словами, ты хочешь уехать один? Тальберг. Дорогая моя, не «хочу», а иначе не могу! Пойми — катастрофа! Поезд идет через полтора часа. Решай, и как можно скорее. Елена. Через полтора часа? Как можно скорее? Тогда я решаю — уезжай. Тальберг. Ты умница. Я всегда это говорил. Что я хотел еще сказать? Да, что ты умница! Впрочем, я это уже сказал. Елена. На сколько же времени мы расстаемся? Тальберг. Я думаю, месяца на два. Я только пережду в Берлине всю эту кутерьму, а когда гетман вернется... Елена. А если он совсем не вернется? Тальберг. Этого не может быть. Даже если немцы оставят Украину, Антанта займет ее и восстановит гетмана. Европе нужна гетманская Украина как кордон от московских большевиков. Ты видишь, я все рассчитал. Елена. Да, я вижу, но только вот что: как же так, ведь гетман еще тут, они формируют свои войска, а ты вдруг бежишь на глазах у всех. Ловко ли это будет? Тальберг. Милая, это наивно. Я тебе говорю по секрету — «я бегу», потому что знаю, что ты этого никогда никому не скажешь. Полковники генштаба не бегают. Они ездят в командировку. В кармане у меня командировка в Берлин от гетманского министерства. Что, недурно? Елена. Очень недурно. А что же будет с ними со всеми? Тальберг. Позволь тебя поблагодарить за то, что сравниваешь меня со всеми. Я не «все». Елена. Ты же предупреди братьев. Тальберг. Конечно, конечно. Отчасти я даже рад, что еду один на такой большой срок. Как-никак ты все-таки побережешь наши комнаты. Елена. Владимир Робертович, здесь мои братья! Неужели же ты думаешь, что они вытеснят нас? Ты не имеешь права... Тальберг. О нет, нет, нет... Конечно, нет... Но ты же знаешь пословицу: «Qui va à la chasse, perd sa place» 1. Теперь еще просьба, последняя. Здесь, гм... без меня, конечно, будет бывать этот... Шервинский... Елена. Он и при тебе бывает. Тальберг. К сожалению. Видишь ли, моя дорогая, он мне не нравится. Елена. Чем, позволь узнать? Тальберг. Его ухаживания за тобой становятся слишком назойливыми, и мне было бы желательно... Гм... Елена. Что желательно было бы тебе? Тальберг. Я не могу сказать тебе что. Ты женщина умная и прекрасно воспитана. Ты прекрасно понимаешь, как нужно держать себя, чтобы не бросить тень на фамилию Тальберг. Елена. Хорошо... я не брошу тень на фамилию Тальберг. Тальберг. Почему ты отвечаешь мне так сухо? Я ведь не говорю тебе о том, что ты можешь мне изменить. Я прекрасно знаю, что этого быть не может. Елена. Почему ты полагаешь, Владимир Робертович, что этого не может быть?.. Тальберг. Елена, Елена, Елена! Я не узнаю тебя. Вот плоды общения с Мышлаевским! Замужняя дама — изменить!.. Без четверти десять! Я опоздаю! Елена. Я сейчас тебе уложу... Тальберг. Милая, ничего, ничего, только чемоданчик, в нем немного белья. Только, ради Бога, скорее, даю тебе одну минуту. Елена. Ты же все-таки простись с братьями. Тальберг. Само собой разумеется, только смотри, я еду в командировку. Елена. Алеша! Алеша! (Убегает.) Алексей (входя). Да, да... А, здравствуй, Володя. Тальберг. Здравствуй, Алеша. Алексей. Что за суета? Тальберг. Видишь ли, я должен сообщить тебе важную новость. Нынче ночью положение гетмана стало весьма серьезным. Алексей. Как? Тальберг. Серьезно и весьма. Алексей. В чем дело? Тальберг. Очень возможно, что немцы не окажут помощи и придется отбивать Петлюру своими силами. Алексей. Что ты говоришь?! Тальберг. Очень может быть. Алексей. Дело желтенькое... Спасибо, что сказал. Тальберг. Теперь второе. Так как я сейчас еду в командировку... Алексей. Куда, если не секрет? Тальберг. В Берлин. Алексей. Куда? В Берлин? Тальберг. Да. Как я ни барахтался, выкрутиться не удалось. Такое безобразие! Алексей. Надолго, смею спросить? Тальберг. На два месяца. Алексей. Ах вот как.
Что это значит? Алексей. Это значит, что командировка ваша мне не нравится. Тальберг. Полковник Турбин! Алексей. Я вас слушаю, полковник Тальберг. Тальберг. Вы мне ответите за это, господин брат моей жены! Алексей. А когда прикажете, господин Тальберг? Тальберг. Когда... Без пяти десять... Когда я вернусь. Алексей. Ну, Бог знает что случится, когда вы вернетесь! Тальберг. Вы... вы... Я давно уже хотел поговорить с вами. Алексей. Жену не волновать, господин Тальберг! Елена (входя). О чем вы говорили? Алексей. Ничего, ничего, Леночка! Тальберг. Ничего, ничего, дорогая! Ну, до свидания, Алеша! Алексей. До свидания, Володя! Тальберг. Елена, вот тебе деньги. Из Берлина немедленно вышлю. Честь имею кланяться. (Стремительно идет в переднюю.) Не провожай меня, дорогая, ты простудишься. (Уходит.)
Алексей (неприятным голосом). Елена, ты простудишься!
Елена. Алеша, как же это он так уехал? (Смотря в окно.) Алексей С извозчиком торгуется. Ты знаешь, я заметил, что он на крысу похож. Елена молчит А дом наш — на корабль. Ну, иди к гостям. Иди, иди.
Дивизион в небо, как в копеечку, попадает. «Весьма серьезно». «Серьезно и весьма». Крыса! (Уходит.) Елена (возвращается из передней. Смотрит в окно). Уехал... СЦЕНА 3 - Елена и Шервинский (слышны выстрелы, разрывы, пулемётные очереди) Елена (у рояля, берет один и тот же аккорд). Уехал. Как уехал... Шервинский (внезапно появляется на пороге). Кто уехал? Елена. Боже мой! Как вы меня испугали, Шервинский! Как же вы вошли без звонка? Шервинский. Да у вас дверь открыта — всё настежь. Здравия желаю, Елена Васильевна. (Вынимает из бумаги громадный букет.) Елена. Сколько раз я просила вас, Леонид Юрьевич, не делать этого. Мне неприятно, что вы тратите деньги. Шервинский. Деньги существуют на то, чтобы их тратить, как сказал Карл Маркс. Разрешите снять бурку? Елена. А если б я сказала, что не разрешаю? Шервинский. Я просидел бы всю ночь в бурке у ваших ног. Елена. Ой, Шервинский, армейский комплимент. Шервинский. Виноват, это гвардейский комплимент. (Снимает в передней бурку, остается в великолепнейшей черкеске.) Я так рад, что вас увидел! Я так давно вас не видел! Елена. Если память мне не изменяет, вы были у нас вчера. Шервинский. Ах, Елена Васильевна, что такое в наше время «вчера»! Итак, кто же уехал? Елена. Владимир Робертович. Шервинский. Позвольте, он же сегодня должен был вернуться! Елена. Да, он вернулся и... опять уехал. Шервинский. Куда? Елена. Какие дивные розы! Шервинский. Куда? Елена. В Берлин. Шервинский. В... Берлин? И надолго, разрешите узнать? Елена. Месяца на два. Шервинский. На два месяца! Да что вы!.. Печально, печально, печально... Я так расстроен, я так расстроен!! Елена. Шервинский, пятый раз целуете руку. Шервинский. Я, можно сказать, подавлен... Боже мой, да тут все! Ура! Ура! Елена. Чему вы так бурно радуетесь? Шервинский. Я радуюсь... Ах, Елена Васильевна, вы не поймете!.. Елена. Вы не светский человек, Шервинский. Шервинский. Я не светский человек? Позвольте, почему же? Нет, я светский... Просто я, знаете ли, расстроен... Итак, стало быть, он уехал, а вы остались. Елена. Как видите. Как ваш голос? Шервинский (у рояля). Ма-ма... миа... ми... Он далеко, он да... он далеко, он не узнает... Да... В бесподобном голосе. Ехал к вам на извозчике, казалось, что и голос сел, а сюда приезжаю — оказывается, в голосе. Елена. Ноты захватили? Шервинский. Ну как же, как же... Вы чистой воды богиня! Елена. Единственно, что в вас есть хорошего, — это голос, и прямое ваше назначение — это оперная карьера. Шервинский. Кое-какой материал есть. Вы знаете, Елена Васильевна, я однажды в Жмеринке пел эпиталаму, там вверху «фа», как вам известно, а я взял «ля» и держал девять тактов. Елена. Сколько? Шервинский. Семь тактов держал. Напрасно вы не верите. Ей-Богу! Там была графиня Гендрикова... Она влюбилась в меня после этого «ля». Елена. И что же было потом? Шервинский. Отравилась. Цианистым калием. Елена. Ах, Шервинский! Это у вас болезнь, честное слово. Шервинский. Вы мне разрешите... возле вас? Елена. Садитесь... Шервинский, что с нами будет? Чем же все это кончится? А?.. Я видела дурной сон. Вообще кругом за последнее время все хуже и хуже. Шервинский. Елена Васильевна! Все будет благополучно, а снам вы не верьте... Елена. Нет, нет, мой сон — вещий. Будто мы все ехали на корабле в Америку и сидим в трюме. И вот шторм. Ветер воет. Холодно-холодно. Волны. А мы в трюме. Вода поднимается к самым ногам... Влезаем на какие-то нары. И вдруг крысы. Такие омерзительные, такие огромные. Так страшно, что я проснулась.
Елена. Кто? Шервинский. Ваш муж. Елена. Леонид Юрьевич, это нахальство. Какое вам дело? Вернется, не вернется. Шервинский. Мне-то большое дело. Я вас люблю. Елена. Слышала. И все вы сочиняете. Шервинский. Ей-Богу, я вас люблю. Елена. Ну и любите про себя. Шервинский. Не хочу, мне надоело. Елена. Постойте, постойте. Почему вы вспомнили о моем муже, когда я сказала про крыс? Шервинский. Потому что он на крысу похож. Елена. Какая вы свинья все-таки, Леонид! Во-первых, вовсе не похож. Шервинский. Как две капли. Пенсне, носик острый... Елена. Очень, очень красиво! Про отсутствующего человека гадости говорить, да еще его жене! Шервинский. Какая вы ему жена! Елена. То есть как? Шервинский. Вы посмотрите на себя в зеркало. Вы красивая, умная, как говорится, интеллектуально развитая. Вообще женщина на ять. Аккомпанируете прекрасно на рояле. А он рядом с вами — вешалка, карьерист, штабной момент. Елена. За глаза-то! Отлично! (Зажимает ему рот.) Шервинский. Да я ему это в глаза скажу. Давно хотел. Скажу и вызову на дуэль. Вы с ним несчастливы. Елена. С кем же я буду счастлива? Шервинский. Со мной. Елена. Вы не годитесь. Шервинский. Ого-го!.. Почему это я не гожусь? Елена. Что в вас есть хорошего? Шервинский. Да вы всмотритесь, Елена. Ну побрякушки адъютантские, смазлив, как херувим. И голос. И больше ничего. Шервинский. Так я и знал! Что за несчастье! Все твердят одно и то же: Шервинский — адъютант, Шервинский — певец, то, другое... А что у Шервинского есть душа, этого никто не замечает. И живет Шервинский как бездомная собака, и не к кому Шервинскому на грудь голову склонить. (кладёт ей голову на грудь) Елена (отталкивает его голову). Вот гнусный ловелас! Мне известны ваши похождения. Всем одно и то же говорите. И этой вашей, длинной. Фу, губы накрашенные... Шервинский. Она не длинная. Это меццо-сопрано. Елена Васильевна, ей-Богу, ничего подобного я ей не говорил и не скажу. Нехорошо с вашей стороны, Лена, как нехорошо с твоей стороны, Лена. Елена. Я вам не Лена! Шервинский. Ну, нехорошо с твоей стороны, Елена Васильевна. Вообще у вас нет никакого чувства ко мне. Елена. К несчастью, вы мне очень нравитесь. Шервинский. Ага! Нравлюсь. А мужа своего вы не любите. Елена. Нет люблю. Шервинский. Лена, не лги. У женщины, которая любит мужа, не такие глаза. Я видал женские глаза. В них все видно. Елена. Ну да, вы опытны, конечно. Шервинский. Как он уехал?! Елена. И вы бы так сделали. Шервинский. Я? Никогда! Это позорно. Сознайтесь, что вы его не любите! Елена. Ну, хорошо: не люблю и не уважаю. Не уважаю. Довольны? Но из этого ничего не следует. Уберите руки. Шервинский. А зачем вы тогда поцеловались со мной? Елена. Лжешь ты! Никогда я с тобой не целовалась. Лгун с аксельбантами! Шервинский. Я лгу?.. А у рояля? Я пел «Бога всесильного»... и мы были одни. И даже скажу когда — восьмого ноября. Мы были одни, и ты поцеловала в губы. Елена. Я тебя поцеловала за голос. Понял? За голос. Матерински поцеловала. Потому что голос у тебя замечательный. И больше ничего. Шервинский. Ничего? Елена. Это мучение. Честное слово! Посуда грязная. Эти пьяные. Муж куда-то уехал. Кругом свет... Шервинский. Свет мы уберем. (Тушит верхний свет.) Так хорошо? Слушай, Лена, я тебя очень люблю. Я тебя все равно не выпущу. Ты будешь моей женой. Елена. Пристал, как змея... как змея. Шервинский. Какая же я змея? Елена. Пользуется каждым случаем и соблазняет. Ничего ты не добьешься. Ничего. Какой бы он ни был, не стану я из-за тебя ломать свою жизнь. Может быть, ты еще хуже окажешься. Шервинский. Лена, до чего ты хороша! Елена. Уйди! Я пьяна. Это ты сам меня напоил нарочно. Ты известный негодяй. Вся жизнь наша рушится. Все пропадает, валится. Шервинский. Елена, ты не бойся, я тебя не покину в такую минуту. Я возле тебя буду, Лена. Елена. Выпустите меня. Я боюсь бросить тень на фамилию Тальберг. Шервинский. Лена, ты брось его совсем и выходи за меня... Лена!
Разведешься? Елена. Ах, пропади все пропадом!
жүктеу/скачать 264.8 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|